Вдали над морем нависал чернеющий утес. Лунная дорожка отражалось от морской глади. В ночной долине местами в низинах скапливался голубоватый туман. Легкий бриз шелестел осенней листвой. Над темнеющими позади замка горами собирались тучи. Захотелось вернуться и завалиться на необъятную кровать.

Из долины послышалось лошадиное ржание, близился глухой топот. Вскоре лошадиные копыта зацокали по брусчатке замковой площади. Кирилл понял — это возвращается на ночлег давешний табун под предводительством каракового жеребца.

— А где конюшня? — поинтересовался Кирилл. — Покажете?

Монах очнулся от грез.

— Да, господин. Конечно. Когда соизволите осмотреть? Сейчас?

— Отложим на завтра. А сейчас… Не хотите ли вы спать, Яков? Я — если честно признаться — очень. Что-то сильно притомился за этот день. И поздно уже. Совсем стемнело.

Над замком властвовала ночь. Кирилл взглянул на часы. Ого, уже десять по петербургскому времени. Режим надо соблюдать. Он улыбнулся:

— На улице больше меня не ждите. Отдыхайте, как вам удобно. Вам есть где ночевать? Хотите, пойдем ко мне.

Монах поклонился.

— Благодарю вас. У меня есть помещение в одной из башен. Я пойду к себе. Много мне не надо.

— Хорошо, спускаемся.

В сопровождении псов Кирилл направился к своему зданию, а Яков скрылся проходе между зданиями.

Когда Кирилл поднялся на крыльцо (опять пересчитал ступени — ровно сорок две штуки), как и днем, двери бесшумно отворились, и на пороге появилась Магда. За ней снова маячил лакей. В этот раз Грей не смотрел на прислугу горящими глазами. Молча шмыгнул мимо, за ним потрусила Шейла.

— Что бы пожелал господин? — мягким голосом спросила женщина. — Доволен ли он обедом? Господин будет ужинать? Накрывать на стол?

«Да там столько всего осталось, что роту прокормить можно! Смотрю, в замке на широкую ногу живут! Интересно, убрала она всю эту съестную благодать или нет? А то я привык средь ночи в холодильнике шуровать. Надо, кстати, предусмотреть такой поворот: с собой что-нибудь в спальню прихватить. А то ведь не разыскивать же и не будить столь любезную даму из-за простенького бутерброда и стакана чая…»

— Нет, Магда. Благодарю вас. Накрывать не надо. Только у меня к вам просьба: если вас не затруднит, то принесите, пожалуйста, чего-нибудь простенького в спальню. Чай, два-три бутерброда без изысков. Или просто покажите, где здесь кухня.

— Хорошо. — Магда склонила голову. — Все будет сделано так, как вы желаете.

Зайдя в спальню, Кирилл первым делом стянул с себя шотландскую униформу. К ней еще привыкнуть надо, знаете ли.

Потом влез в давешние белоснежные порты с завязочками. Дополнил спальный наряд такой же прикольной рубахой: у нее завязочки болтались на рукавах.

От ночного колпака он решил отказаться: поскольку лысину не надует, исключительно ввиду ее отсутствия.

Затем, подумав, облачился в длинный, тяжелый и подбитый меховой опушкой халат. Перед сном вдруг захотелось выкурить еще одну трубку доброго табака.

А за ним надо спускаться в столовую. Там же и курить. В халате — самое то.

Кирилл знал незыблемую вещь: ни в коем случае нельзя появляться на палубе корабля в исподнем. Если увидят — позору не оберешься! Он не на корабле, но в гостях. Что, в общем, ничего не меняет.

Снова облачаться в килт совсем не хотелось. Ладно, авось никто не заметит, что он в халате, а заметят, так простят. Халат не исподнее. Да никто его и не увидит. Как оказалось, он первый и единственный гость в этом доме.

В столовой уже все оказалось убрано. Выкурив трубку, Кирилл поднялся в спальню. На бюро стояли два укутанных в теплые чехольчики чайника. Маленький — заварной, и большой — с кипятком. Рядом стоял фарфоровый судок. Под его крышкой нашлось несколько бутербродов с тонко нарезанным сыром и колбасой.

Собаки улеглись около кровати. Кирилл забрался под толстое пуховое одеяло…

* * *

Его мучили кошмары. Снилось, что он стоит на стене замка, вцепившись в каменный зубец. Волосы трепет пронизывающий ледяной ветер. Он смотрит вдаль, в долину.

А там ничего нет. Не видно ни утеса, ни лунной дорожки на море, ни тумана в низинах, ни маленьких рощиц, ни темных крыш ночного городка. Нет даже самой долины. Вместо нее в бездонном провале клубятся озаряемые синими сполохами черные рваные облака.

И замок, как величественный корабль, медленно плывет в бездне, над этими облаками.

Несся глухой, почти неслышный и бесконечный — на одной ноте — гул. В нем неожиданно раздавались громкие шаги, скрежет петель и хлопанье железных дверей. Доносились далекие стоны и надсадные крики — мало схожие с человеческими. Но Кирилл знал — это кричат люди.

Со всех сторон неслось тихое позвякивание цепей. Бряцали на связках ключи. Порой ключ со скрежетом поворачивался в замочной скважине. Эти необычные звуки повторялись вновь и вновь.

Потом вдруг все исчезло. Кирилл увидел белоснежный кафельный пол. Над ним парилась темная густая кровь. На кафельных стенах багровели размазанные кровавые пятна.

А затем снова летящий над черными тучами замок, бесконечный тихий гул, шелест далеких шагов, скрип и хлопанье тяжелых дверей.

Когда Кирилл весь разбитый проснулся утром, то эти странные пугающие звуки еще долго стояли в ушах.

Прошло несколько дней, а лорд Абигор все не возвращался. Впрочем, любезный хозяин сразу предупредил Кирилла, что у него возникли важные и неотложные дела, и когда он вернется — неизвестно.

За это время Кирилл освоился в замке, привык к ежедневной изысканной еде и, как следствие, разленился. А что уж говорить о Шейле! Бока собаки округлись, и из годовалого — впрочем, немалых размеров щенка — она как-то сразу превратилась в молодую могучую собаку.

Несколько раз Кирилл выезжал в долину на караковом жеребце. Пугающие странные звуки, что одолевали первую ночь, непонятные кошмары больше не повторялись. Сон наладился. Никогда еще Кирилл не чувствовал себя столь хорошо отдохнувшим.

Единственное, что Кирилл никак не мог взять в толк, так это то, отчего поутру после первой ночи на полах его роскошного халата появились весьма ощутимые прорехи.

Плотная материя свисала клочьями, кое-где виднелись отчетливые следы собачьих зубов и мелкие дырочки. Судя по расстоянию меж ними — Шейла. Ее пасть. Это что же получается, милая собачка в первую же ночь изгрызла халат? И зачем ей нужно эдакое безобразие? Что на нее нашло? Вообще-то псы любят с обувью забавляться, одежду во вторую очередь жалуют. Собачьим сердцам милее тапочки…

Поутру Кирилл спокойным голосом пенял Шейлу, а она его участливо разглядывала.

— Объясни мне пожалуйста, милая Шейла! А откуда здесь вот эти дырочки?